Реконструкция пути (на втором десятке)

1966, сентябрь. Санаторий мать и дитя «Еловое». Впервые с матерью посетил другой город. Из Магнитогорска ночным поездом в Челябинск. Помню в парке, что за пямятником Ленину, мы завтракали булкой с калбосой, купленной в близлежащем гастраноме. Потом, видимо, электричкой поехали в Чебаркуль, но этого я не помню, просто иного пути нет.

Литературно-художественная интерпретация этой поездки в рассказе «Первая поездка» https://www.proza.ru/2010/11/15/554

Озеро Еловое очень красиво.

***

1969, август. Мне полных 16 лет, перешел в 10 (тогда выпускной) класс. Колесный теплоход «Джамбул», десятидневноый регулярный маршрут Уфа-Москва -Уфа. Так называемый «плавучий лагерь» в трюме, в каютах — обычные пассажиры и даже иностранцы. Мало что помню. Запомнились: вид на стрелку (слияние Оки и Волги) в тогдашнем Горьком (теперь снова Нижнем Новгороде), Казанский кремль, запущенный и загаженный, я тоже справил там нужду в каком-то древнем застенке, больше негде было. Смутно помню церковь на крови царевича Дмитрия в Угличе, высокий волжский берег Костромы, какие-то купола Ярославля, красная площадь Москвы, которую я посетил впервые. Впрочем, полагаю, что нынешние сохранившиеся воспоминания-образы сильно искажены или даже затёрты позднейшими полувековыми информационными наслоениями. И тем не менее, следуя своему принципу: " раз что-то помню значит было», зачисляю в реестр пройденных дорог Уфу, Москву, Горький (Нижний Новгород, Ярославль, Углич и Кострому. По маршруту посещались и иные города, но я их не помню… В художественной форме путешествие описано в моем рассказе цикла «Реестр пути» — «Первое плавание»

http://www.proza.ru/2012/02/02/1067 и «Волжский реквием» http://www.proza.ru/2012/02/18/1144

***

1970. Смерть отца самое отчетливое и самое тяжкое воспоминание тех лет и, разумеется, 1971 года. Год был по настоящему судьбоносным и памятным. Потому что осиротел, так сказать, утратил опору главного авторитета. Отца я не просто любил, но и искренне восхищался его талантами, не утратив этого восхищения до сих пор, уже, будучи старше его на 7 лет. Отец умер в мае, а через месяц я хорошо закончил математический класс тогда, видимо, одной из лучшех школ города и поступил в МГМИ им. Г. И. Носова на специальность «Экономика и организация горного производства», конкурс на которую был самым высоким в институте.

1971 лето. Закончив первый курс, поехали в строй отряд. Первый выезд на заработки, хотя публично стройотряды тогда «пиарились» как школа коммунистического труда. Размещались мы где-то вне населенного пункта, в вагоне одиноко стоящем в тупике железнодорожной ветки. Начинался нулевой цикл какого-то строительства. Вокруг была болотистая равнина с поросшими густой осокой и камышами озерцами и старицами. Вода в них была теплой, пригодной для купания, одна беда, над водой вились тучи злющих комаров, издававших устрашающие гудение, временами напоминающее рёв чудовищ из «Властелина колец». Фронта работ у нашего отряда почти не было, и скоро мы, разбившись на бригады человек по десять, разбрелись шабашить по окрестным селам. Так я оказался в селе Уйское, где мы строили шпальный одноэтажный дом по типу барака. Впрочем, заработать и там не удалось.

Совершил я там уголовное деяние — воровство. С Юркой Цыгаловым (мой однокашник по школе, а потом и по факультету) ходили красть на речку гуся. Были взяты местными мужиками с поличным. Один из мужиков, втаптывая в землю мои очки, вещал назидательнол: «Нах¬-я частников обижаете?! Пошли бы ночью на свинарник, да, пиз-и совхозного поросёнка…" Пришлось откупаться на все деньги, которые у нас были. Гусь оказался дороже базарного…

Помнится пьянка по случаю аванса в компании с какими-то девчонками -штукатурами. Пили портвейн, ели килек в томате и карамель „Сливу“ (всё, что нашлось в сельпо пригодного для банкета). Ночью проснулся от резких резей в животе скоро переросших в ураганный понос. То же самое случилось с моим собутыльником Лёней Дорманом, с той лишь разницей, что он не проснулся, и утром сидел на кровати подперев запачканную дерьмом щеку, слушая возмущенный мат механизаторов, сетовавших на невозможность нормального сна в таких условиях. Жили мы в двадцатикоечной комнате сельского общежития для командированных. Короче, случился скандал.

Всю бригаду собрали в красном уголке на проработку. Немолодой по нашим меркам, толстый и красномордый прораб тихо, с некоторым раздумчивым недоумением в голосе обратился к нам: " Ребята. Я тоже молодой был. Я пил… и-и…пью… Я блевал… Но чтобы обосраться!» И вдруг заревел: " Еще раз, выгоню всех к ху-м собачьим! И наряды не закрою." Нужно уточнить, что в бригаде больше конфуз Дормана никто не повторял, да, и не пили мы тогда почти, больше дурачились, однако все равно наряды прораб нам закрывал впятеро меньше ожидаемого. Помню, домой привез рублей 100, что за полтора месяца «шабашки» более чем скромно. Умелые шабашники зашибали рублей по 600–800, а то и 1000…

Речка с забавным названием Уй в те времена была довольно полноводной и возле села у скального прижима имела глубину «по грудь»

Мы после работы, а работы становилось все меньше, ходили рыбачить и купаться (заодно мыться) . Но главное, в речке купались местные девицы, с которыми мы уже познакомились. Естественно, начались водные околоэротические игры. Одна из них — " подныревание». Когда кто-то из девиц заходил в воду поглубже, следовало с расстояния в 10–15 метров нырнуть подплыть к чаровнице и под водой, якобы потеряв ориентиры случайно ухватить ее за какую-либо выпуклость. Дело это бы опасное и вовсе не потому, что можно было схлопотать по физиономии. Опасность была в другом. Вода в реке мутная и плыть приходилось вслепую. Скоро один особо ретивый «подныревател"ь вынырнул с разбитой в кровь переносицей, через несколько минут его судьбу повторил другой, словом, наша бригада кровью заплатила за знание, что уйский фарватер в этом месте не судоходен т. к. дно усеяно огромными валунами. Как знать, может быть чья-то лодка любви и брака разбилась об эти уйские рифы, девицы в селе были симпатичные…

***

1971, сентябрь. Начало учебного года младшекурсники ехали на уборочную. Мне повезло. Вместо колхоза пошел в довольно серьезный поход. Я был дружком и однокашником сына декана факультета и поход оформили как общественно-политическое мероприятие: «Восхождение на высшую точку Южного Урала г. Яман-Тау в честь чего-то там…" Поход получился славный: От Белорецке мы доехали до Тирляна по удивительно красивой узкоколейке проложенной вдоль знаменитой реки Белая. В постсоветское время поезд ходить перестал, а потом и дорогу демонтировали, вернее растащили. Сейчас о ней можно догадаться только по заросшей насыпи и то местами. А в Швейцарии по таким узкоколейкам возят экскурсантов за немалые деньги. Из Тирляна пошли к брошенной деревеньке или даже хутору Мессиля с остатками плотины водяной мельницы, потом были еще какие-то оставленные людьми деревни, которые представляли собой очень романтическое и чуть жутковатое зрелище, стоят дома пригодные для жилья, многие не заколоченные, а людей нет… Из-за малолюдности они относительно медленно разрушались вандалами и временем. Места там глухие, запросто можно встретить лося или медведя… Группа была из шести человек четверо парней Женя Зинченко, Борис Суханов (заядлые туристы, знавшие местность, Юрка Цыгалов, я (неофиты) и две девицы с моей группы.(Была еще одна девушка, но за ней в Мессиля приехали из института гонцы, у нее скоропостижно скончался отец.)

Непосредственно на Ямантау отправились втроем, оставив караулить девушек Цыгалова. Юрка свою задачу выполнял так добросовестно, что на одной из них (однофамилице реки Белая) Вальке Белой впоследствии женится. Мы же успешно достигли вершины Урал-Тау, что заняло у нас, кажется два дня.

Я впервые был в совершенно дикой местности, впрочем, говорили, что внутри горы находятся какие-то секретные стратегические объекты. Долгое время я так хорошо помнил те места, что казалось, мог бы повторить маршрут самостоятельно. Илююзия, кончно, места там гиблые. Сейчас маршрут и детали я забыл, остались лишь просто пейзажные зрительные образы. Однако этот текст требует описания маршрута, хотя бы в общих чертах.

Я обратился к старому знакомому географу и местному краеведу, чтобы он восстановил мне наиболее очевидные детали маршрута. Он мою просьбу удовлетворил. Вот его текст с минимальной редакционной правкой. Сергей Ларичев: " Из Миселей вы пошли на Инзерские Зубчатки. Перевалив их, спустились в болотистую долину Большого Инзера.

Перевалив их, вы спустились в болотистую долину Большого Инзера. Потом, поднялись по хребту Кумардак и перешли на хребет Машак. Спустившись с него в болотную седловину у горы Караульной, вы начали подъём уже по её склону. Далее тропа идёт уже на Яман-Тау.

Потом, поднялись по хребту Кумардак и перешли на хребет Машак. Спустившись с него в болотную седловину у горы Караульной, вы начали подъём уже по её склону. Далее тропа идёт уже на Яман-Тау. Вернее, на её седловину. От седловины до вершины рукой подать. Возвращались Вы другой дорогой: не стали спускаться к Инзеру, а свернули левее, на север, и по хребту Кумардак вышли на станцию узкоколейки Двойныши, она расположена в седловине между хребтами Кумардак и Зигальга. (Спешу исправиться: с Ямантау на Двойныши, конечно, надо двигаться по Машкам, а не по хребту Кумардак: эта станция находится на седловине между хребтами Зигальга и Машак. Уже забывать стал важные вещи.) С этой станции до наивысшей точки Зигальги — Большого Шелома поднимешься плавно и не долго, а спускаешься совсем хорошо.

https://www.exje.ru/marshrut_na_yamantau

Фотографии Ямантау и Инзерской зубчатки приведены с указанной ссылки. Чернобелые фотографии Бориса Суханова.

Это как бы я вёл лет 30 назад».

Да, а мы ходили 47 лет тому назад. И проводники у нас были Зинченко с Сухановым, не слишком опытные…Но прошли однако. Спасибо за реконструкцию, Сергей Васильевич.